Развитие частной русской псовой охоты XVIII в. можно видеть на примере псовой охоты графов Шереметевых. Вотчинный архив Шереметевых представляет собой единственный помещичий архив XVIII в., сохранившийся до наших дней без существенных лакун. Точнее, это тот корпус документов XVIII в., который отложился в архиве шереметевского Фонтанного дома к 1917 г., и после революции практически целиком перешел в государственный архив, ныне Российский государственный исторический архив (ф. 1088). Все остальные сохранившиеся от XVIII в. помещичьи архивы представляют собой лишь обрывочные и разрозненные собрания, как говорят архивисты - «коллекции документов», не позволяющие проследить историю одной отдельно взятой псовой охоты на протяжении сколь-нибудь длительного времени.
Шереметевская псовая охота интересна не только наличием почти полного корпуса документов, касающихся ее истории. Дело в том, что Шереметевы не только представляли один из богатейших дворянских родов Российской империи, но были людьми творческими и в истории России прославились не только своим богатством, но и своим крепостным театром.
Комплектная псовая охота не чужда театральности. Недаром один из классиков отечественной охотничьей литературы - Е. Э. Дриянский - сравнил работающую стаю гончих с оперой, а борзых с балетом. Надо думать, что завзятые театралы Шереметевы добавили очень многое в традиции русской комплектной псовой охоты, в ее внешние формы, в ее песенно-обрядовый ритуал, в одежду и т.д. с тем, чтобы повысить градус ее зрелищности и театральности.
Две сохранившиеся до сегодняшнего дня старинные русские охотничьи песни: «В островах охотник день-деньской гуляет» и «Выехал охотник на свежие гоны» - по своим мелодике и текстам, без всякого сомнения, восходят к последней четверти XVIII в. Конечно, нельзя наверняка утверждать, что эти песни происходят из среды именно шереметевской псовой охоты, но то, что именно псовые охоты крупных российских вельмож были законодателями мод в правилах и традициях производства комплектной псовой охоты для всех остальных русских псовых охотников, бесспорно.
 |
| Карл Брейдель (1678—1733), «Сцена охоты» |
Основатель графской ветви старинного боярского рода Борис Петрович Шереметев родился в 1652 г. и всю свою жизнь вплоть до смерти в 1719 г. провел на непрерывной службе. А большая ее часть пришлась на беспокойную петровскую эпоху и прошла в нескончаемых походах и сражениях. Однако, несмотря на это, Борис Петрович оказался очень рачительным хозяином и находил время заниматься делами своих вотчин и поместий, стремясь при первой возможности лично взглянуть на свои села и деревни хозяйским глазом.
Типичный птенец гнезда Петрова, хорошо образованный (учился в Старой Киевской школе), знакомый с Западом, его культурой и достижениями, хотя и не был самым талантливым полководцем, но проявил себя как прекрасный военный администратор с отличными организационно-хозяйственными способностями, за которые и ценился Петром I в первую очередь. Борис Петрович и в дела управления своими вотчинами внес новину и современность, в частности, учредил домовую канцелярию и занимался усовершенствованием бухгалтерского учета. Однако постоянная занятость на государевой службе не позволяла боярину действительно модернизировать хотя бы управление хозяйством, не говоря уже о более глубоких преобразованиях. Вотчины и поместья управлялись по старинке, доходно-расходная часть оставалась не оптимизированной, штаты управления невыработанными.
В последние годы жизни Шереметев очень рассчитывал на получение от царя отставки за своими болезнями, ранами и старостью или по крайней мере на получение не очень обременительной службы вблизи своих вотчин. И в надежде на это он в 1717 г. выстроил новую боярскую усадьбу, в полюбившемся ему селе Вощажникове Ростовского уезда (ныне Ростовский район Ярославской области), чтобы уже на покое наконец-то вплотную заняться делами своих многочисленных вотчин с населением в 60 тысяч крепостных душ мужского пола. Однако даже уже находившегося при смерти, глубоко больного старого фельдмаршала Петр I не только не собирался отпускать в отставку, но планировал назначить генерал-губернатором Ингерманландии. Да и после смерти не оставил в покое и в видах нужд государственных приказал захоронить прах первого генерал-фельдмаршала в Александро-Невской лавре в Петербурге, хотя тот завещал похоронить его в Киево-Печерской лавре, в городе, где прошла его юность.
Понятно, что петровская эпоха отнюдь не благоприятствовала развитию каких-либо охотничьих наклонностей в душе Бориса Петровича, тем более что государь охоте отнюдь не благоволил. Надо думать, что охота у боярина находилась в том же слаборазвитом состоянии, что и у его предков. Немного сокольников, еще меньше псарей. Редкие выезды на соколиную охоту, да немного традиционной травли на зверовом дворе или на поле по саженым зайцам. Соответственно, мы не находим в вотчинах боярина и среди его дворни никакого упоминания ни о сокольниках, ни тем более о псарях. Первые глухие упоминания о собаках, позволяющие судить о наличии псовой охоты у боярина, относятся уже к последним годам жизни Бориса Петровича.
В письме, написанном в октябре 1718 г. к приказчику села Константиново, Шереметев приказывает «отослать с охотником несколько борзых собак к брату нашему Володимеру Петровичу , а в той псовой охоте есть кобель шерстью белой кличют ево Другом и тебе бы таково кобеля к брату с охотником не отпускать, а прислать ево в Москву к нам».
В другом письме, посланном тогда же приказчику села Вощажникова, он приказывает выслать в Москву «трех собак, оставшихся после умершего прикащика Ивана Кострова, о которых знает стремянный конюх Костентин Докучаев».
В ответной отписке из села Вощажникова говорится, что двух собак, «оставших после умершего прикащика Ивана Кострова, которые обретались в Юхоцкой волости (Юхотская волость, также принадлежавшая Шереметеву, располагалась по соседству с Вощажниковым в Угличском уезде. - О. Е.), а именно, кобель желтой Китай, кобель белой Дивей <...> а о третьем кобеле Юхоцкой волости выборной Михайло Брюханов да подъячей Афанасий Торопов писали до нас, что де в бытность твою, государь, как ты изволил здесь в вотчинах быть, взят тот кобель в Вощажниково, а ныне его в Вощажникове нет, а где не ведаем».
Скорее всего, упомянутые вощажниковские собаки, судя по их кличкам, были тоже борзые, и в бытность свою в вотчине Шереметев, возможно, езживал в наездку с борзыми по полям либо травил саженых зайцев. В описях дворни вотчины нет псарей, нет и упоминания о наличии других собак. Ко всему прочему собак содержит сам приказчик села Вощажникова, а проезживает собак и ездит с боярином на охоту с ними, по всей видимости, стремянный конюх Докучаев, который этих собак знает. Вот и вся псовая охота боярина. А ведь Вощажниково было главной и любимой вотчиной Бориса Петровича. Просто получив от царя кратковременный отпуск в Москву, Борис Петрович срочно приказывает доставить туда же и собак, чтобы иметь, по всей видимости, возможность поездить с ними в своих подмосковных вотчинах, в которых у него никакой охоты нет.
Если учесть, что у Шереметева, безусловно, была, любовь к езде с борзыми, а материальные средства позволяли содержание богатой псовой охоты, то сдерживали ее создание, надо думать, не только неотлучная служба и невозможность жить на воле в своих вотчинах. Одна из причин все же заключалась именно в неразвитости среди служилого сословия самой псовой охоты, отсутствие твердых правил и традиций ее производства. По сути дела, езда с борзыми по полям с немногочисленными собаками и дворней и была той псовой охотой, которую боярин знал и заветы которой получил в наследство от своих предков. Можно сказать, что даже у богатого боярина она оставалась в зачаточном состоянии и практиковалась на примитивном уровне, который можно видеть на примере такого памятника русской охотничьей литературы первой трети XVIII века как «Регул принадлежащий да псовой охоты». К тому же богатая и многочисленная псовая охота в начале XVIII в., как и в предыдущем веке, не считалась еще знаком престижа и высокого положения ее владельца. И по большому счету, она мало занимала время и мысли своего владельца. Боярин о ней не печется, даже не знает, где у него и какие собаки вообще есть.
Другое дело коннозаводство. Вот это действительно явный знак богатства и родовитости. И в вотчинных делах, и в обширной переписке фельдмаршала лошадям уделено главное место. Из всего вотчинного имущества боярина они составляли его главнейшую заботу, которой он уделял все свободное время, все силы и средства. Здесь возможности боярина явлены нам «в полную мочь». Тем более что кроме лошадей собственного разведения, купленных и подведенных, не меньше лошадей Борису Петровичу приносила военная добыча. У Шереметева имелось два конных завода: один в вотчинном селе Молодой Туд (ныне Тверская область), другой в Вощажникове.
Вот пример только части описи лошадей, составленной в апреле 1718 г., находившихся в Вощажниковском заводе и ходивших под седлом фельдмаршала: «Конь темносер донской с ходою (иноходец. - О. Е.). Конь ворон, черкесской смоленской (украинский по своему происхождению, но приведенный из смоленской вотчины фельдмаршала. - О. Е.). Мерин темнобур кромской домашний (из кромской вотчины фельдмаршала, полученный от приплода своих лошадей - О. Е.). Мерин буропег, грива направо, польской. Жеребец воронопег волконской (полученный или приобретенный у князя Волконского. - О. Е.). Кобыла ворона без примет, грива направо репнинска (приобретенная у графа Репнина. - О. Е.)» и т. д., и т. п. В июле того же года Шереметев присылает в Вощажниково еще лошадей, по всей видимости, из военной добычи: «Мерин буланопег Цесарский (австрийский. - О. Е.); аргамак бур, персицкой валах; аргамак гнед, турецкий валах; мерин гнед немецкой Швановской» и т. д.
Единственным наследником генерал-фельдмаршала по мужской линии стал родившийся от второго брака в 1713 г. Петр Борисович. Жить ему выпало уже в другую эпоху. И хотя освободиться вовсе от службы по тем временам было просто немыслимо, но для него, отпрыска богатой и родовитой семьи, служба оказалась не слишком трудной и не такой уж обременительной, как выпала на долю его отца.
Уже по своему рождению, по указу Петра I, он был зачислен в прапорщики лейб-гвардии Преображенского полка. В 13 лет Петр Борисович стал подпоручиком, в 15 - поручиком, в 16 - капитан-поручиком того же полка. Понятно, что никакой военной службы он не проходил, а пребывал все это время дома либо при дворе. Петр Борисович был близким другом детства будущего императора Петра II, с которым вместе рос и учился. При Анне Иоанновне он перешел из военной службы в придворную. Однако в отставку Шереметев вышел только в 1768 г. при Екатерине II в званиях обер-камергера Императорского двора, генерал-аншефа и сенатора.
Успешность и ровность придворной карьеры Петра Борисовича в эту «бунташную» эпоху, конечно, определялись личностными чертами его характера. «Его спокойная фигура остается неизменной в эти годы быстрых взлетов и падений бесчисленных искателей счастья и славы. Хитро оказывая всем сильным должное внимание, Петр Борисович прожил эти годы безмятежно, не теряя случая округлить или путем покупки увеличить свое имение».
Одним из таких округлений была удачная женитьба Шереметева в 1743 г. на единственной наследнице незадолго до этого скончавшегося канцлера князя А. М. Черкасского, удвоившая состояние Петра Борисовича.
Унаследовав от отца отличные организационно-хозяйственные способности и получив превосходное образование, в том числе и музыкальное, Петр Борисович больше занимался делами своих вотчин и поместий, чем делами пусть и не сильно обременительной, достаточно почетной, но нелюбимой службы, которая была лишь вынужденной необходимостью. И здесь, в собственных вотчинах, его организационный талант и развитый художественный вкус раскрылись с необычайной силой. Одна из самых знаменитых подмосковных усадеб, Кусково, шедевр русского усадебного творчества - заслуга, что бы не говорили о строивших их талантливых крепостных мастерах, целиком и полностью его, графа Шереметева. При Петре Борисовиче была организована и шереметевская псовая охота.
СПб., 2008.
Комментариев нет:
Отправить комментарий